— Слушай, а не мог Игорек с тех пор помышлять о самоубийстве? — спросила я шепотом. — Вдруг он постоянно таскал с собой атропин в надежде, что когда-нибудь решится его принять? А тут — неожиданная встреча с Мефодием! Словно знак судьбы. Я при таком раскладе тоже вряд ли удержалась бы от мести.

Серж задумался.

— Черт его знает… Мне казалось, что Гусь в последнее время начал оживать, но чужая душа есть чужая душа. Я поговорю с ребятами, которые поддерживают с Мищенко более или менее близкие отношения. Может, они чего и заметили…

— А мне кажется, Игорек не сумел бы промолчать, если бы сгоряча напоил Мефодия атропином, — высказался Генрих. — Он — добрая душа и не допустил бы, чтобы подозрения пали на других.

— Да, но сесть за решетку… — задумчиво сказал Прошка. — Впрочем, если он собирался травиться, какая разница?

Остальные тоже согласились.

Когда Мищенко вернулся, версии уже иссякли. Еще с полчаса мы толкли воду в ступе и переливали из пустого в порожнее, но очевидная бесплодность наших усилий быстро свела остатки энтузиазма на нет. Лёнич, Серж и Мищенко засобирались домой.

— Варвара, — застегивая пальто, обратился ко мне Лёнич, — верно ли Сергей понял с твоих слов, что до пятницы нас не будут беспокоить? Вы просили никому не рассказывать о Мефодии, и я отвез свое семейство к родителям, чтобы жене не пришлось обманывать милицию. Но там тесновато. Можно, я перевезу их обратно?

— Конечно, — разрешила я. — Теперь уже не имеет смысла прятаться и отпираться. Если убийца не найдется до пятницы, Глыба оповестит весь свет, что Мефодий нашел свой конец в квартире Генриха. Бедная Машенька! Что с ней будет?

— Хватит причитать! — свирепо оборвал меня Прошка, бросив быстрый взгляд на пригорюнившегося Генриха. — До пятницы еще двое суток.

Серж, который уже стоял в дверях, обернулся и сказал:

— Так-то оно так, но за предыдущие сутки мы особо не продвинулись. Не за что зацепиться.

— Зацепимся, — холодно ответил Марк.

Мы попрощались с гостями и вернулись в дом. Генрих и я взялись убирать со стола, Марк налил в таз теплой воды и мыл посуду, Леша вытирал вымытое и расставлял по полкам, а Прошка развалился на диване.

— Ну? И кто же из них? — лениво поинтересовался он, когда ему надоело созерцать потолок.

Напрасно бедняга обратил на себя внимание Марка, до той минуты не замечавшего его праздности. Бездельника, невзирая на яростное сопротивление, в два счета вовлекли в трудовой процесс. Но вопрос остался висеть в воздухе.

— Может быть, Мефодий все-таки сам?.. — через пять минут заговорил Генрих.

— Мы уже обсудили и отвергли эту возможность, — напомнил Марк.

— Да и Лёнич подтвердил, что Мефодий не помышлял о самоубийстве, — поддакнул Леша.

— Ставлю на Глыбу, — заявила я. — Его агрессивность и попытки навязать остальным мысль о нашей виновности довольно подозрительны. А ведь мы его не трогали, пока он не напустился на Генриха.

— Вы с Глыбой друг друга стоите, — изрек Прошка. — Сначала он навешал всех собак на тебя, потому что когда-то получил по носу, теперь ты в отместку возводишь напраслину на него…

— Почему напраслину? — не согласился Леша. — Мне его поведение тоже не нравится. Глыба с самого начала пытался всех завести. Однако пока мы обсуждали версию самоубийства и кандидатуру Великовича, вел себя тихо. И только когда переключились на другие возможности, устроил скандал и ушел. Не исключено, что он избрал такую линию поведения намеренно, чтобы мы не смогли задать ему неудобные вопросы.

— Вряд ли, — сказал Марк. — Глыба ненавидит Варьку и при каждом удобном и неудобном случае норовит ее облаять. Так что его поведение вполне естественно. И потом, какой у него мотив? Развод восьмилетней давности? Да он уже больше года женат на другой.

— А его попытка обвинить всех нас вполне понятна, — забил последний гвоздь в гроб моей версии Генрих. — Мы и в самом деле вели себя по меньшей мере странно. Врача к покойному не вызвали, тайком увезли тело, попросили никому не рассказывать о приходе Мефодия… Не говоря уж о том, что сама вечеринка — моя идея. Эх, втянул я вас в историю…

— Прекрати, — поморщился Марк. — При чем здесь ты? В историю нас втянул убийца. Я считаю, что больше всех на эту роль подходит Архангельский. Во-первых, он общается с половиной бывшего курса, и у него был посплетничать о новых переменах в жизни его бывшего партнера. Во-вторых, их конфликт совсем свеженький. Когда Мефодий позвонил своему благодетелю и набросился на него с обвинениями? Месяц назад? А до этого Архангельский все еще надеялся на дивиденды от своей благотворительности. Обманутые надежды плюс законная злость — чем не мотив?

— Ну-у ты загнул! — протянул Прошка. — Серж состоятельный, жизнерадостный мужик с устойчивой психикой. По-твоему, он стал бы рисковать приятной и благополучной жизнью ради сведения мелких счетов?

— Да, Марк, вынуждена тебя разочаровать, — подключилась я. — Могу присягнуть, что Серж практически не имел возможности выступить в роли отравителя. Он почти весь вечер прослужил мне подушкой. Смертельная доза атропина — двести граммов. Чтобы жертва не заметила странного вкуса портвейна, убийца должен был вылить отраву в стакан не меньше чем в пять приемов. Я, конечно, раза два расставалась со своим кавалером, но очень ненадолго. И сдается мне, Мефодий к тому времени уже лежал в углу гостиной на матрасе. А все остальное время моя голова покоилась на животе Архангельского.

Марк посмотрел на меня, не скрывая отвращения.

— Я заметил, — сказал он ледяным тоном. — Не считая тех минут, когда вы отплясывали свой идиотский канкан и уединялись на кухне. Чем вы там, интересно, занимались?

— Целовались, — безмятежно ответила я.

— Что?! — Марка передернуло.

— Не надо смотреть на меня такими страшными глазами. Я свободная совершеннолетняя женщина и имею полное право вести себя, как мне заблагорассудится. Take it easy, Марк. Мы не собираемся идти под венец или вступать в греховную связь. Просто немного расслабились.

— Я скорее понял бы, если б ты расслабилась, приняв рвотное, оно тебе было в самый раз, — выплюнул Марк. — Нашла развлечение!

— Да, нашла! А где еще я возьму мужика, который, пофлиртовав с девушкой, не полезет к ней в постель и не станет взваливать ей на голову свои проблемы?

Надвигавшуюся бурю рассеяли Генрих и Леша. За годы нашей дружбы они приобрели такой огромный опыт в пресечении всевозможных конфликтов, что практикующие психотерапевты позеленели бы от зависти.

— Давайте обсудим этот вопрос как-нибудь в другой раз, — кротко предложил Генрих.

Леша моментально внял ему и сменил тему разговора:

— Да! Как же мы раньше не задумались: у кого была физическая возможность подлить Мефодию яд? Кто около него вертелся?

— Никто, — ответил Прошка. — Все шарахались от него, как от чумного, по крайней мере, вначале. А портвейн первые два или три раза наливал ему я. Но только портвейн. Без атропина.

— Ты говоришь про первый час посиделок, — сказал Марк. — А потом все хорошенько набрались и окружающее воспринимали с трудом. Учитывая темноту и общий сумбур, убийца мог чувствовать себя вполне комфортно.

— Может, попробуем вспомнить, кто был на виду, а кто держался в тени? — предложил Леша.

— Бесполезно. В девять уже стоял дым коромыслом, — напомнила я. — Все говорили одновременно, не обращая друг на друга внимания. Думаю, мы не сумеем воспроизвести последовательность событий, если какой-нибудь умник решит провести следственный эксперимент.

На этой многообещающей ноте наше совещание закончилось. Я отвезла всю компанию в Москву, но попытку устроить в моей конуре штаб-квартиру пресекла.

— Я хочу выспаться. А сделать это в вашем обществе не удавалось еще никому и никогда. Созвонимся вечером. Но если у кого-то на свежую голову появится стоящая идея, то можно будет и собраться.

В результате мы с Лешей поехали по домам, Марк забрал к себе Генриха, а Прошка напросился с ними. Неизбывная любовь старушек-соседок изрядно его утомляла, и он пользовался каждым удобным случаем удрать из дому.